Я думаю, что артист — это частица народа, и, когда у него есть это ощущение, он раскрывается по-настоящему. Я хочу, чтобы все наши юноши имели возможность развиваться, сочиняют ли они музыку, добывают ли руду, выращивают ли хлеб. Именно такие возможности открывает правительство Народного единства. При нем народ получил право определять судьбу своей страны. Изменения, в которых мы участвуем, — это лучшее из того, что может происходить на моей родине…[1]
Здравствуйте! Мы — наши туристы, отстали от группы. Подбросьте нас до города, а там мы как-нибудь уже сами! Переводи.
Из фильма «Кин-дза-дза!»
Эти здания, которые с первого взгляда вас только удивляют как все великое, со временем сделаются для вас бесценны, когда вы вспомните, что здесь развилось и выросло наше просвещение, и когда увидите, что оно в них уживается легко и прятно. Всякий русский должен любить Пеьербург: здесь все, что есть лучшего русской молодежи, как бы нарочно собралось, чтоб подать дружескую руку Европе... здесь жизнь, здесь наши надежды...
Из книги «Княгиня Лиговская»
Я удовлетворен результатами судебного процесса. Впервые в России привлечена к ответственности неопятидесятническая газета, распространявшая клеветнические измышления. Полагаю, что этот урок пойдет впрок — и впредь наши оппоненты трижды подумают, прежде чем сообщать в прессе заведомую ложь.
Идя по жизни, мы вдруг обнаруживаем, что лед у нас под ногами становится все тоньше, и видим, как вокруг нас и за нами проваливаются под него наши сверстники.
Речь, точно также как и наши поступки, производит благоприятное впечатление только тогда, если она проникнута непринужденностью, простотой и искренностью.
Франциск Родольф Вейсс, из книги «Нравственные основы жизни», 1881
В наши дни большинство людей умирает от ползучей формы рабского благоразумия, и все слишком поздно спохватываются, что единственное, о чем никогда не пожалеешь, это наши ошибки и заблуждения.
Оскар Уайльд, из книги «Портрет Дориана Грея», 1890
Получается, что наши деньги отданы на милость кредитным операциям банков, которые дают в долг не деньги, а лишь обещания выплатить деньги, которых у них нет.
Как счастливы были бы мы, говорит большинство людей, если бы наши желания выполнялись немедленно после возникновения их! О безумцы, неужели вы никогда не поймете, что часть вашего счастья заключается именно в желании.
Клод Адриан Гельвеций, из источника «Сочинения в двух томах», 1973
Старость страшна не потому, что с наступлением ее прекращаются наши радости, а потому, что исчезают наши надежды.
Неприятности делятся на крупные, то есть наши собственные, и мелкие, то есть чужие.
Иные наши пороки — только отростки других, главных:они отпадут, как древесные ветки, едва вы срубите ствол.
Большинство из нас — это не мы. Наши мысли — это чужие суждения; наша жизнь — мимикрия; наши страсти — цитата!
Наши дети — это наша старость. Правильное воспитание — это наша счастливая старость, плохое воспитание — это наше будущее горе, это наши слезы, это наша вина перед другими людьми.
Нередко нам пришлось бы стыдиться своих самых благородных поступков, если бы окружающим были известны наши побуждения.
В наши времена, когда истина скрыта стольктмт покровами, а обман прочно укоренился, распознать истину может лишь тот, кто горячо ее любит.
Альбер Коэн ошибался: любовь убивают не звуки сливного бачка. Ее убивает страх перед скукой, который превращает наши пламенные мечты в отфильтрованные кондиционером кошмары.
Фредерик Бегбедер, из книги «Воспоминания необразумевшегося молодого человека»
В ваших силах умелой рукой пламя сбить, но когда задуют наши костры, вас станет знобить!
Дмитрий Ревякин, из источника «Сибирский Марш»
Люблю тот век нагой, когда, теплом богатый,
Луч Феба золотил холодный мрамор статуй,
Мужчины, женщины, проворны и легки,
Ни лжи не ведали в те годы, ни тоски.
Лаская наготу, горячий луч небесный
Облагораживал их механизм телесный,
И в тягость не были земле ее сыны,
Средь изобилия Кибелой взращены -
Волчицей ласковой, равно, без разделенья,
Из бронзовых сосцов поившей все творенья.
Мужчина, крепок, смел и опытен во всем,
Гордился женщиной и был ее царем,
Любя в ней свежий плод без пятен и без гнили,
Который жаждет сам, чтоб мы его вкусили.
А в наши дни, поэт, когда захочешь ты
Узреть природное величье наготы
Там, где является она без облаченья,
Ты в ужасе глядишь, исполнясь отвращенья,
На чудищ без одежд. О мерзости предел!
О неприкрытое уродство голых тел!
Те скрючены, а те раздуты или плоски.
Горою животы, а груди словно доски.
Как будто их детьми, расчетлив и жесток,
Железом пеленал корыстный Пользы бог.
А бледность этих жен, что вскормлены развратом
И высосаны им в стяжательстве проклятом
А девы, что, впитав наследственный порок
Торопят зрелости и размноженья срок!
Шарль Бодлер, из книги «Цветы зла», 1857
Единственным пределом наших завтрашних свершений станут наши сегодняшние сомнения.
Господствующее настроение духа, угнетенное или честолюбивое, создает наши условия жизни, наш успех или неудачу. Поэтому никогда нельзя ставить пределов будущим возможностям.
Мильфорд Прентис, из книги «К жизни», 1912
Смех в огромном большинстве случаев вызывается непременно чувством тщеславия, глупости или злорадства. Благородное чувство, полезная мысль или похвальный поступок никогда не возбудят смеха, не имеющего с ними ничего общего, а между тем малейшее чувство удовлетворенной гордости или зависти мгновенно складывает наши губы в самодовольную улыбку. Смех можно считать атрибутом злобного гения, потому-то благодетельное божество смеяться не станет, а много много если улыбнется добродушной улыбкой. Может быть вследствие этого серьезная важность считалась всегда одних из лучших качеств как у древних так и у новейших народов.
Франциск Родольф Вейсс, из книги «Нравственные основы жизни», 1881
Наше самолюбие больше страдает, когда порицают наши вкусы, чем когда осуждают наши взгляды.
Наши настоящие близкие — это не наши братья, сестры или родственники, вообще, но люди, имеющие одинаковые с нами стремления, желания и образ мыслей.
Мильфорд Прентис, из книги «К жизни», 1912
Если мы принимаем жизнь всем сердцем, как дар, грани которого простираются все дальше, то наши страдания, разочарования и неудачи наполнятся для нас таким же смыслом как и наши радости.
Намерения наши хорошие, мы желаем друг другу добра, и мы стараемся, видит Бог, стараемся, но в нас есть какая то червоточина, и с этой червоточиной мы должны бороться постоянно, каждую минуту, иначе она распространится и поглотит нас, и мы боремся, но иногда проигрываем.
Только смерть способна заставить людей уважать наши страдания; она облагораживает даже самую жалкую нашу хворь.
Томас Манн, из книги «Будденброки», 1901
Наши взгляды — как наши часы, все они показывают разное время, но каждый верит только своим.
Воспитание, будучи всегда полезным, делают нас тем, чем мы являемся. Ученые — это наши воспитатели, поэтому наше презрение к книгам всегда неискренне. Без книг мы оставались бы дикарями.
Клод Адриан Гельвеций, из источника «Сочинения в двух томах», 1973
Все наши желания и поступки порождаются известными потребностями наших нервов, потребностями, которые нелегко определить словами.
Томас Манн, из книги «Будденброки», 1901
Работая только ради материальных благ, мы сами себе строим тюрьму. И запираемся в одиночестве, и все наши богатства — прах и пепел, они бессильны доставить нам то, ради чего стоит жить.
Антуан де Сент-Экзюпери, из источника «Планета людей», 1938
В наши дни уже никого не удивляет, что люди работают с утра до ночи, а затем сообразно личным своим вкусам убивают остающееся им для жизни время на карты, сидение в кафе и на болтовню.
Альбер Камю, из источника «Чума», 1947
Мы добираемся до вершин чаще всего по обломкам наших заветных замыслов, обнаруживая, что успех нам принесли именно наши неудачи.