Жила была принцесса Инди, красивая-прекрасивая, далеко-далеко в море, в прекрасном песочном замке и больше всего на свете она любила море и свой песочный замок, но однажды прилетел восточный ветер, закружил принцессу в волшебном танце,и полюбила принцесса ветер, а он покружил — покружил принцессу и улетел, разрушив ее замок.
Из фильма «Инди»
— Люциан: Мы однажды были рабами. Дневными охранниками вампиров. Я родился крепаком. Но ничего дурного по отношению к ним не испытывал. Даже взял вампиршу себе в жёны. Наша связь была запрещена. Виктор боялся смешения видов. Он так боялся что убил её. Свою собственную дочь. Сгорела заживо за то что любила меня. Это его война. Виктора. И он провёл последние 600 лет уничтожая мой вид.
Из фильма «Другой мир», 2003
"Боюсь, что однажды проснёмся утром, а кефира уже не останется" (17 августа 2006 года на заседании правительства).
Я очень люблю Вайду и его фильмы. Мы никогда не встречались, но однажды, на одном из Каннских фестивалей, он публично заявил, что мои первые фильмы побудили его заняться кинематографом.
Знаком нашего времени является: отказ от безграничного абсолютизма. То есть отказ от ценности, стоящей выше естественного и органичного, которую однажды установил одинокий «я» с тем, чтобы добиться сверхчеловеческой общности всех мирным путём или с помощью насилия. Такой конечной целью было когда-то насаждение христианства в мире, а её достижение предполагалось при помощи возвращения Христа. Другой целью была мечта о «гуманизации человечества». Оба идеала были погребены в кровавом хаосе и в новой мировой войне.
Наполеон третий, император Франции и племянник великого Наполеона, гордился тем, что он, несмотря на свои монаршии заботы, был в состоянии вспомнить имя любого однажды встреченного им человека. Как ему это удавалось? Очень просто. Если он слышал произносимое имя недостаточно отчетливо, то он говорил: "Извините, я плохо расслышал ваше имя". В тех случаях, когда имя было необычным, он спрашивал: "А как оно пишется? " в течение беседы он старался несколько раз произнести только что услышанное имя, а в уме — связать его с какой-нибудь характерной особенностью, выражением лица и общим видом человека. Если новый знакомый был лицом значительным, Наполеон прилагал дополнительные усилия, чтобы запомнить его имя.
Дейл Карнеги, из книги «Шесть способов располагать к себе людей»
Думают, что человек страдает от того, что любимое им существо однажды умирает. Но истинное страдание намного ничтожней: больно замечать, что больше не страдаешь. Даже страдание лишено смысла.
Кто однажды обрел самого себя, тот уже ничего на этом свете утратить не может. И кто однажды понял человека в себе, тот понимает всех людей.
Если можно проснуться в другом месте.
Если можно проснуться в другое время.
Почему бы однажды не проснуться другим человеком?
Чак Паланик, из книги «Бойцовский клуб», 1996
Единственный вопрос в любви — вот он: когда мы начинаем лгать? Все так же ли вы счастливы, возвращаясь домой, где вас ждет все тот же человек? Когда вы говорите ему «люблю», вы по прежнему так думаете? Наступает — неизбежно наступает — момент, когда вам приходится делать над собой усилие. Когда у «люблю» уже не будет того вкуса. Для меня первым звоночком стало бритье. Я брился каждый вечер, чтобы не колоть Анну щетиной, целуя ее в постели. А потом однажды ночью — она уже спала (я был где-то без нее, вернулся под утро, типичное мелкое свинство из тех, что мы себе позволяем, оправдываясь семейным положением) – взял и не побрился. Я думал, ничего страшного, она ведь и не заметит. А это значило просто, что я ее больше не люблю.
Фредерик Бегбедер, из книги «Любовь живет три года», 2004
Грех, совершенный однажды с содроганием, мы повторяем в жизни много раз — но уже с удовольствием.
В сердцах кому-нибудь грубя,
ужасно вероятно
однажды выйти из себя
и не войти обратно.
…Жизнь, которая исчезает однажды и навсегда, жизнь, которая не повторяется, подобна тени, она без веса, она мертва наперед и как бы ни была она страшна, прекрасна или возвышенна, этот ужас, возвышенность или красота ровно ничего не значат.
Милан Кундера, из источника «Невыносимая легкость бытия», 1984