Вывод первый: государство расписалось в своей слабости. Оно призналось, что не может полностью собирать налоги с наиболее обеспеченной части граждан. Америка, скажем, может, а мы нет. Поэтому налоговую ставку решено снизить. Вывод второй: никакого осмысленного плана действий пока не просматривается. Возможно, он существует, но в таком случае правительство намеренно не желает знакомить с ним граждан. Почему? Либо считает общество за полное быдло, которое можно вести куда угодно, и оно безропотно пойдет хоть на убой. Либо план этот настолько отличается от чаяний общества, что оглашать его опасно. (О реформах конца 1990-х годов)[3]
Может быть, неоднозначно это покажется, но дело заключается в том, что очень мало кто в то время понимал и верил в то, что вопрос идет не об идеологии, учитывая ваш вопрос, вопрос не идет о формах собственности, о хозяйствовании, о реформах, а вопрос идет о государстве. Что основная проблема, основной удар направлен против единого государства, а вовсе не против реформирования общественно-политического устройства государства. Наши, так сказать, как их тогда называли, диссиденты, сегодня, я не знаю, как они себя предпочитают называть, но большинство из них откровенно в последние годы признавались, что они метили в социализм, а попали в российское государство. На самом деле ведь вопрос заключался именно в том, будет единая страна или не будет. И все разногласия заключались именно в этом между, скажем, ГКЧП и Горбачевым, только в этом. И разногласия между Горбачевым и Ельциным были тоже только в этом. Все остальное это было, я бы сказал, некорректное использование различных форм и методов воздействия на общественное мнение в личной цели, в популярности личной. Вопрос стоял о государстве и о власти. Между нами и Горбачевым вопрос стоял — будет ли у нас единое союзное государство федеративное или будет конфедеративное. И этот процесс продолжался, грубо говоря, примерно два года. Наши конфликты они просто не выплескивались до поры до времени, но на самом деле это так и было. Потому что он, проиграв по сути дела референдум, тут же взял и организовал так называемый новоогаревский процесс, где, по сути дела, консолидировались все националистические силы и националистические лидеры. Это было известно, и эта борьба шла все время, вплоть до Верховного Совета. В официальных выступлениях на Верховном Совете и на съезде Горбачев проигрывал. Но, видимо, уже он далеко зашел в этом проигрыше. Потому что мое было представление, и оно остается, он страшно боялся потерять власть. Боялся потерять власть именно в силу того, что он видел реального на тот момент противника на президентский пост в лице Ельцина, это был для него реальный противник. И вот тут они как раз, грубо говоря, расходились именно с точки зрения уже личной власти. Ельцин готов был во имя власти, наверное, на все. А Горбачев тоже соглашался поступиться, как он говорил, принципами во имя только одного — удержаться на плаву в качестве президента или председателя чего угодно, какого-то нового союза, который он был готов создать в обмен на ликвидацию Советского Союза. Я думаю, что вы слышали, что в то время его очень активно пропагандировали в виде председателя Организации Объединенных Наций, откровенно ему предлагали пост президента нового так называемого союза, на который его как бы изберут по принципу выбора председателя Организации Объединенных Наций. И он на это был готов[2].
Как пышность пиров и одежды есть признак болезни, охватившей государство, так и вольность речи, если встречается часто, свидетельствует о падении душ, из которых исходят слова. И не приходится удивляться, если испорченность речи благосклонно воспринимается не только слушателями погрязнее, но и хорошо одетой толпой: ведь отличаются у них только тоги, а не мнения. Удивительнее то, что хвалят не только речи с изъяном, но и сами изъяны.
Каким должно быть богатым государство, чтобы позволить себе из половины населения сформировать полицию, а другую половину содержать в тюрьмах на государственный счет!
Я увлекаюсь парусным спортом и, когда объясняю студентам, как функционирует экономика страны, сравниваю ее с яхтой в море. Чтобы дела шли хорошо, нужен ветер, - это заинтересованность. Руль - государственное регулирование. У американской экономики слабый руль. Нельзя делать так, как говорил Рейган: поднимите паруса, пусть их наполнит ветер, и идите в кабину коктейли пить. Так нас и на скалы вынесет, разобьет яхту вдребезги. У Советского Союза сейчас наоборот: ветер не наполняет паруса, а тогда и руль не помогает. Я думаю, что более правильно делают японцы. У них, конечно, есть частная инициатива, но и государство играет большую роль, влияя на развитие экономики в лучшем направлении. Из всех капиталистических стран, у которых в настоящее время можно чему-то поучиться, я бы выбрал не США, а Японию.
Государство вне справедливости, — это такое государство, как "просто лишь большие разбойничьи шайки", по словам Августина...
Мамардашвили, из источника «Как я понимаю философию»
Ещё большей вред энергии деятельности и моральному характеру людей наносит слишком пространная забота государства о гражданах. Это вряд ли нуждается в подобных разъяснениях. Тот, кем часто и упорно руководят, легко приходит к тому, что добровольно отказывается и от предоставленной ему доли самостоятельности, которой он располагает. Он считает себя свободным от забот, которые несут за него другие, и полагает, что достаточно ждать указаний и следовать им. Тем самым сдвигаются его представления о заслуге и вине. Идея первой его не захватывает, мучительное чувство второй овладевает им все слабее и реже, поскольку он, ссылаясь на свое положение, с легкостью перекладывает свою вину на того, кто это положение создал. Если же при этом оказывается ещё, что намерения государства представляются ему не вполне чистыми, если он видит в них не только пользу для себя, но и какую-то побочную цель, то вред наносится не только силе, но и качеству моральной воли. Тогда он считает себя не только свободным от всех обязанностей, за исключением тех, которые государство прямо на него налагает, но и от всех попыток улучшить свое собственное положение; часто он даже боится этого, опасаясь, что тем самым государство обретет новую возможность извлечь для себя выгоду. Он старается в таких случаях всеми силами уклониться от государственных законов и чувствует себя в выигрыше, если ему это удается. Принимая во внимание, что для достаточно значительной части нации законы и постановления государства как бы охватывают всю сферу морали, нельзя без сокрушения признать, что священнейшие обязанности и самые произвольные постановления излагаются часто одними и теми же устами и что нарушение того и другого влечет за собой, в ряде случаев, одни и те же наказания. Не менее очевидно это вредное влияние и на поведение граждан по отношению друг к другу. Так же, как каждый сам полагается на заботу и помощь государства, он — и пожалуй, в ещё большей степени — предоставляет государству заботиться о судьбе своих сограждан. А это в свою очередь ослабляет сочувствие к другим людям и желание оказывать помощь друг другу. Взаимная помощь должна быть наиболее действенной там, где наиболее живо сознание, что все зависит только от неё, и, действительно, опыт показывает, что угнетаемые, как бы забытые правительством группы населения всегда связаны наиболее крепкими узами. Там, где холоднее отношение между гражданами, холоднее и отношение супругов друг к другу и отношение отца семейства к членам его семьи.
Айн Рэнд, из книги «Концепция эгоизма»
Тысячи лет едва достаточно, чтобы создать государство, одного часа довольно, чтобы оно развеялось в прах.
Надо иметь в виду, что нет страны, которая давала бы пример школы, преследующей внепартийные цели, цели свободного и разумного, самостоятельного развития своих учеников. Свобода и искренность преподавания довольно редкие явления. Значение школы для будущего каждой страны слишком велико, чтобы партийная борьба могла оставить школу в покое. История школы показывает, что и церковь, и государство, и политические общественные партии всегда употребляют все усилия, чтобы руководить народным образованием.
Алексей Дмитриевич Алфёров, из источника «Родной язык в средней школе.»
Только там, где кончается государство, начинается человек — не лишний, но необходимый: там звучит песнь того, кто нужен, — единственная и неповторимая.
Различие между мужчиной и женщиной — такое же, как между животным и растением: животное больше соответствует характеру мужчины, растение — больше характеру женщины, ибо она в большей степени являет собой спокойное раскрытие, которому в качестве принципа дано более неопределенное единство чувства. Если женщины находятся во главе правительства, государство в опасности, так как они действуют не согласно требованиям всеобщего, а из случайной склонности или мнения. К женщинам образование приходит неведомыми путями, как бы в атмосфере представления, больше из жизни, чем посредством приобретения знаний, тогда как мужчина достигает своего положения только посредством завоеваний мысли и многих технических усилий.
Если не будет возможности успешно напасть ни на одно государство, войны прекратятся.