Натуральная история нынче обогатилась новым классом очень милых и красивых существ - именно классом женщин без сердца.
Из книги «Княгиня Лиговская»
В коротком обществе, где умный, разнообразный разговор заменяет танцы, где говорить можно обо всем, не боясь цензуры тетушек и не встречая чересчур строгих и неприступных дев, - в таком кругу он мог бы блистать и даже нравиться, потому что ум и душа, показываясь наружу, придают чертам жизнь, игру и заставляют забыть их недостатки: но таких обществ у нас в России мало, в Петербурге еще меньше, вопреки тому, что его называют совершенно европейским городом и владыкой хорошего тона.
Из книги «Княгиня Лиговская»
Многие жители Петербурга, проведшие детство в другом климате, подвержены странному влиянию здешнего неба. Какое-то печальное равнодушие, подобное тому, с каким наше северное солнце отворачивается от неблагодарной здешней земли, закрадывается в душу, приводит в оцепенение все жизненные органы. В эту минуту сердце не способно к энтузиазму, ум к размышлению.
Из книги «Княгиня Лиговская»
Пятнадцати лет ее стали вывозить, выдавая за семнадцатилетнюю, и до двадцати пяти лет условный этот возраст не изменялся... Семнадцать лет точка замерзания; они растягиваются сколько угодно, как резиновые помочи. (о Лизавете Николаевне)
Из книги «Княгиня Лиговская»
В моих понятиях женщина на бале составляет с своим нарядом нечто целое, нераздельное, особенное.
Из книги «Княгиня Лиговская»
Она была в тех летах, когда еще волочиться за нею было не совестно, а влюбиться в нее стало трудно; в тех летах, когда какой-нибудь ветреный или беспечный франт не почитает уже за грех уверять шутя в глубокой страсти, чтобы после так, для смеху, скомпрометировать девушку в глазах подруг ее, думая этим придать себе более весу... уверить всех, что она от него без памяти и стараться показать, что он ее жалеет, что он не знает, как от нее отделаться... бедная, предчувствуя, что это ее последний обожатель, без любви, из одного самолюбия старается удержать шалуна как можно дольше у ног своих... напрасно: она более и более запутывается, - и наконец... увы... за этим периодом остаются только мечты о муже, каком-нибудь муже... одни мечты. (о Лизавете Николаевне, "отцветающей женщине" 25 лет)
Из книги «Княгиня Лиговская»
Хороший тон царствует только там, где вы не услышите ничего лишнего, но увы! друзья мои! зато как мало вы там и услышите.
Из книги «Княгиня Лиговская»
На балах Печорин с своею невыгодной наружностью терялся в толпе зрителей, был или печален, или слишком зол, потому что самолюбие его страдало. Танцуя редко, он мог разговаривать только с теми дамами, которые сидели весь вечер у стенки - а с этими-то именно он никогда не знакомился... У него прежде было занятие - сатира, - стоя вне круга мазурки, он разбирал танцующих, и его колкие замечания очень скоро расходились по зале и потом по городу; но раз как-то он подслушал в мазурке разговор одного длинного дипломата с какою-то княжною... Дипломат под своим именем так и печатал все его остроты, а княжна из одного приличия не хохотала во все горло; Печорин вспомнил, что когда он говорил то же самое и гораздо лучше одной из бальных нимф дня три тому назад, она только пожала плечами и не взяла на себя даже труд понять его; с этой минуты он стал больше танцевать и реже говорить умно; и даже ему показалось, что его начали принимать с большим удовольствием. Одним словом, он начал постигать, что по коренным законам общества в танцующем кавалере ума не олагается!
Из книги «Княгиня Лиговская»
Когда хвалят глаза, то это значит, что остальное никуда не годится. (Печорин)
Из книги «Княгиня Лиговская»
О! история у нас вещь ужасная; благородно или низко вы поступили, правы или нет, могли избежать или не могли, но ваше имя замешано в историю... все равно, вы теряете все: расположение общества, карьеру, уважение друзей... попасться в историю! ужаснее этого ничего не может быть, как бы эта история ни кончилась! Частная известность уж есть острый нож для общества, вы заставили об себе говорить два дня. Страдайте ж двадцать лет за это.
Из книги «Княгиня Лиговская»
Может ли женщина надеятся на успех, может ли она нравиться нашим франтам, если с первого взгляда скажут: elle a l'air bourgeois (у нее вид мещанки)... - это выражение, так некстати вкравшееся в наше чисто дворянское общество, имеет, однако же, ужасную власть над умами и отнимает все права у красоты и любезности. Вкус, батюшка, отменная манера.
Из книги «Княгиня Лиговская»
Об чем женщины не плачут: слезы их оружие нападательное и оборонительное. Досада, радость, бессильная ненависть, бессильная любовь имеют у них одно выражение.
Из книги «Княгиня Лиговская»
Эти здания, которые с первого взгляда вас только удивляют как все великое, со временем сделаются для вас бесценны, когда вы вспомните, что здесь развилось и выросло наше просвещение, и когда увидите, что оно в них уживается легко и прятно. Всякий русский должен любить Пеьербург: здесь все, что есть лучшего русской молодежи, как бы нарочно собралось, чтоб подать дружескую руку Европе... здесь жизнь, здесь наши надежды...
Из книги «Княгиня Лиговская»
Суд общего мнения, везде ошибочный, происходит, однако, у нас совсем на других основаниях, чем в остальной Европе; в Англии, например, банкрутство - бесчестие неизгладимое, - достаточная причина для самоубийства. Развратная шалость в Германии закрывает навсегда двери хорошего общества (о Франции я не говорю: в одном Париже больше разных общих мнений, чем в целом свете) - а у нас?.. объявленный взяточник принимается везде очень хорошо: его оправдывают фразою: и! кто этого не делает!.. Трус обласкан везде, потому что он смирный малый, а замешанный в историю! - о! ему нет пощады: маменьки говорят об нем: "Бог его знает, какой он человек", - и папеньки прибавляют: "Мерзавец!.."
Из книги «Княгиня Лиговская»
Москва только великолепный памятник, пышная и безмолвная гробница минувшего.
Из книги «Княгиня Лиговская»
Самолюбие, а не сердце, самая слабая часть мужчины, подобная пятке Ахиллеса.
Из книги «Княгиня Лиговская»
Для этого общества, кроме кучи золота, нужно имя, украшенное историческими воспоминаниями (какие бы они ни были), имя, столько уже знакомое лакейским, чтоб швейцар его не исковеркал и чтобы в случае, когда его произнесут, какая-нибудь важная дама, законодательница и судия гостиных, спросила бы - который это? - не родня ли князю В. или графу К.
Из книги «Княгиня Лиговская»
Грустно, а надо признаться, что самая чистейшая любовь наполовину перемешана с самолюбием.
Из книги «Княгиня Лиговская»
Никакая книга не может выучить быть счастливым. О, если б счастие была наука! дело другое! (Печорин)
Из книги «Княгиня Лиговская»
Судить о душе и уме женщины, протанцевав с нею мазурку, все равно что судить о мнении и чувствах журналиста, прочитав одну его статью.
Из книги «Княгиня Лиговская»
Он знал, что заставить говорить об себе легко, но знал также, что свет два раза сряду не занимается одним и тем же лицом: ему нужны новые кумиры, новые моды, новые романы... ветераны светской славы, как и все другие ветераны, самые жалкие созданья.
Из книги «Княгиня Лиговская»
Говорят, что въехавши раз в петербургскую заставу, люди меняются совершенно. (княгиня Лиговская)
Из книги «Княгиня Лиговская»
По коренным законам общества в танцующем кавалере ума не полагается!
Из книги «Княгиня Лиговская»