Мы преодолеваем все трудности для того, чтобы сделать зло; но малейшее препятствие отвращает нас от совершения добра.
Ищите людей, разговор с которыми стоил бы хорошей книги, и книг, чтение которых стоило бы разговора с философами.
Деспотизм есть ложное верование, таинство которого состоит в том, чтобы заключить всю нацию в одного человека.
Избирать самого себя для свершения великого и трудного дела — это или безумие тщеславия, или осознание своей гениальности.
Нет людей более щепетильных в вопросах чести, чем те, которые домогаются ее, вовсе не имея.
Война будет длиться до тех пор, пока люди будут иметь глупость удивляться и помогать тем, которые убивают их тысячами.
Мужественный человек обыкновенно страдает, не жалуясь, человек же слабый жалуется, не страдая.
Люди похожи на монеты: надо принимать их по их стоимости, какой бы оттиск на них ни был.
Революция дает иногда в повелители таких людей, которых мы не пожелали бы иметь лакеями.
Люди с живым воображением лгут с удивительной легкостью: вымысел у них смешивается с истиной так, что они и сами не могут отличить одно от другого.
Каждый завоеватель — есть безумец, начинающий с разорения своих подданных для того, чтобы иметь удовольствие разорить чужих.
Счастливый человек — загадка, разгадку которой можно написать только на гробовом камне.
Кто в мыслях готов совершить преступление, тот, может быть, даже преступнее того, кто совершил его.
Мы во всем и почти всегда бываем жертвами нашего воображения: оно торопится закрыть своим пестрым покрывалом малейший луч истины.
Удовольствия становятся пресными, а скорби ещё мучительнее, если не с кем их разделить.
Прежде чем клясться женщине никого не любить, кроме нее, следовало бы увидеть всех женщин или же видеть только её одну.
Великие люди, подобно звездам, часто обращают на себя внимание только тогда, когда они затмились.
Великое дело законодательства состоит в том, чтобы создавать общественное благо из наибольшего числа частных интересов.
Из двух соседних народов тот, у которого более здравого смысла, всегда рано или поздно возьмет верх над тем, у которого один только ум.
Счастье поступает со своими любимцами так же, как дети со своими куклами: оно ломает и рвёт их, когда они надоели.
У истории есть свое шарлатанство: она ставит своих героев вдаль для того, чтобы скрыть все то низкое и возмутительное, что имеется в их чертах.
Женщина, считающая достоинством свою красоту, сама заявляет, что большего достоинства у нее не имеется.
Те, которые оскорбляются безделицей, так же мало годятся для общества, как и те, которых ничто не оскорбляет.
Если вы получили хорошее воспитание, не братайтесь с дурно воспитанными людьми: неотесанные поверхности царапают глянец.
Революции походят на шахматную игру, где пешки могут погубить короля, спасти или занять его место.
Потомство — это воображаемый кумир, которому фанатические обожатели славы приносят в жертву настоящее поколение.
Кто вечно желает, тот проводит свою жизнь в ожидании, а у кого нет желаний, тот ждет смерти.
Надежда часто бывает злом; без нее спокойствие родилось бы от необходимости покориться.
Когда суеверие проникает в голову народа, оно оставляет там запас глупостей на многие столетия.
Мысль — есть главная способность человека; выражать ее — одна из главных его потребностей; распространять ее — самая дорогая его свобода.
Аристократия и демократия — сестры, которые различаются воспитанием, состоянием и манерами.
Часто встречаются ледяные сердца под пылкими головами, но редко холодные головы под пылкими сердцами.
История фанатизма написана одними слезами и кровью; каждая страница написана ими и высушена на огне костров.
О правлении можно сказать то же, что и о погоде: редко бывает так, чтобы не желали перемен.
В злополучии, коего причиной являемся мы сами, вся горечь несчастья состоит в том, что нам приходится признать, что мы его заслужили.
Герои подобно произведениям искусства кажутся более великими через пространство веков.
Кто употребляет все свое старание на то, чтобы веселиться, тот рискует долго скучать.
Счастье — это шар, за которым мы гоняемся, пока он катится, и который мы толкаем ногой, когда он останавливается.
Одно из величайших заблуждений — это думать, что все чувствуют, видят и мыслят точно так же, как и мы.
Простой грамматик есть работник, который полирует инструменты и никогда их не употребляет.
Словно играя в жмурки, мы гоняемся за удовольствием, а когда, поймавши его, мы снимаем повязку с глаз, оно никогда не бывает таким, каким мы его представляли.
Если человек никогда не владеет своими чувствами, то должен всегда владеть своими выражениями.
Занимать не намного лучше, чем нищенствовать, точно так же, как давать взаймы за большие проценты не намного лучше, чем воровать.
Нужно иметь высокие достоинства или много ума для того, чтобы, не обладая вежливостью быть терпимым в обществе.
Во время революционных бурь люди, едва годные для того, чтобы грести веслом, овладевают рулем.
Избегайте фанатиков всякого рода, если не желаете приносить в жертву свои мнения, свое спокойствие, а быть может, и свою безопасность.
Надо иметь некоторый опыт обращения с людьми, чтобы отличить знаки истинной благосклонности от льстивых любезностей, сказанных из корысти или из тщеславия.
Душевные удовольствия удлиняют жизнь на столько же, насколько наслаждения чувственные её укорачивают.
Всякие наслаждения становятся пресными, если лишение их не придает им нового очарования.
Чем более спорят о предмете, тем более путаются: светоч истины меркнет, когда им сильно машут.
Гораздо более достоинства в том, чтобы уметь побеждать пороки, нежели в том, чтобы не иметь их.
Есть две морали: одна — пассивная, запрещающая делать зло, другая — активная, которая повелевает делать добро.
О славе можно сказать то же, что и о фортуне: желая получить от нее слишком много милостей, попадают к ней в немилость.
Мы все пьем из источника счастья дырявым сосудом; когда он доходит до наших уст, то бывает почти пуст.
Чтобы писать историю достойным образом, надо забыть о своей вере, своем отечестве, своей партии.
Книгопечатание породило две новые страсти: страсть писать все и страсть печатать все.
История человека, а равно и целого народа, заключается в словах: бесплодные поиски счастья.
Между людьми знатными и статуями следующая разница: последние увеличиваются, когда подходят к ним ближе; первые же уменьшаются.
Чем более гоняются за удовольствием, тем менее можно избежать скуки, следующей за ним.
Террор не придумал для уравнения общества никаких других средств, как только рубить головы, поднимающиеся над уровнем посредственности.
Многочисленность законов свидетельствует не в пользу нравов, а многочисленность процессов не в пользу законов.
Желания походят на аппетит: иметь их очень много — значит всегда страдать; вовсе их не иметь — это почти то же, что умереть.
Любовь к прошедшему времени чаще есть не что иное, как ненависть ко времени настоящему.
Откровенность состоит не в том, чтобы говорить все, что думаешь, а в том, чтобы говорить лишь то, что думаешь.
Самое мучительное сожаление состарившейся хорошенькой женщины — это сожаление о самой себе.
Деспотизм бывает уделом выродившихся наций; они его заслуживают и подвергаются ему, не чувствуя его.
Самый совершенный язык тот, который выражает наибольшее количество понятий наименьшим количеством слов.
Наши ненасытные желания, рождающиеся и возобновляемые день ото дня, делают то, что самыми большими благами для нас становятся будущее и надежда.
Мечта есть самое приятное, самое верное, самое интересное общество: оно делает течение времени незаметным.
Наслаждения походят на те цветы, которые причиняют головокружение, когда слишком долго дышат их ароматом.
Пределы наук походят на горизонт: чем ближе подходят к ним, тем более они отодвигаются.
Судьба одинаково поражает и сильных, и слабых, но дуб падает с шумом и треском, а былинка — тихо.
Честолюбие во все времена надевало на себя личину общественного блага или религии для того, чтобы морочить людей.
Роскошь извинительна только в такой стране, где никто не умирает от голода или от холода.
Известность походит на пружину, которая поднимает или опускает нас и теряет свою упругость от покоя.
Неудавшиеся революции всегда влекут за собой ненавистные и мстительные правительства.
Будьте кратки; верное средство заставить слушать себя — это сказать много в немногих словах.
Революции — это такого рода болезни, из течения которых тысячи ловких шарлатанов умеют извлекать немалую для себя пользу.
У женщин слишком много воображения и чувствительности для того, чтобы иметь много логики.
Молчание не всегда доказывает присутствие ума, зато всегда доказывает отсутствие глупости.
Если мы не всегда властны исполнить наше обещание, то всегда в нашей воле не давать его.
Ревнивец — это ребёнок, который пугается чудовищ, созданных в потемках его воображения.
Не признавать медиков могут и люди образованные, отрицать же медицину могут только неучи.
Труднее управлять теми, которые жаждут известности и наслаждений, нежели теми, которым хочется хлеба.
Самое чувствительное наказание, какому может подвергнуться тщеславие, — это презрительное невнимание.
Человек должен употребить первую часть своей жизни на то, чтобы беседовать с мёртвыми — читать книги; вторую на то, чтобы разговаривать с живыми; третью на то, чтобы беседовать с самим собой.
Почти все уверены, что будут счастливы в будущем, и уверены, что были счастливы в прошлом.
Молодые люди говорят о том, что они делают; старики о том, что они делали; а дураки о том, что им хотелось бы делать.
Женщины никогда не бывают так сильны, как тогда, когда они вооружаются своим бессилием.
Когда уже очень далеко уйдешь по жизненному пути, то замечаешь, что попал не на ту дорогу.
Для того, чтобы судить о действительной важности человека, следует предположить, что он умер, и вообразить какую пустоту оставил бы он после себя: не многие выдержали бы такое испытание.
Желания походят на аппетит: иметь их очень много — значит всегда страдать; вовсе их не иметь — это почти то же, что умереть.
Герои побеждают своих врагов, великий человек побеждает и своих врагов, и самого себя.
Творец системы — это узник, который имеет притязание освещать мир лампою из своей темницы.
В революционные бури люди, едва годные для того, чтобы грести веслом, овладевают рулем.
У гордости может быть благородное великодушие, у тщеславия никогда ничего не бывает, кроме низкой зависти.